Слово об Учителе (светлой памяти Олега Федоровича Балацкого)

Второго июля 2012 года Сумы прощались с учёным-экономистом, доктором экономических наук, профессором Олегом Фёдоровичем Балацким. Он был тем, с кого начиналась экономическая наука в Сумах, и одним из тех, кто стоял у истоков экономики природопользования в стране.

Из 51 года своего рабочего стажа последние 43 года О.Ф. Балацкий провёл в учебном заведении, которое сегодня носит название Сумский государственный университет. Было что-то глубоко символическое в том, что его провожали именно 2 июля. В этот день уходил в традиционный летний отпуск профессорско-преподавательский состав факультета экономики и менеджмента. С ними в безвременный отпуск уходил и Олег Федорович, благодаря которому этот факультет вообще появился в университете – первый экономический факультет на Сумщине.

Обычно в некрологах называют этапы жизненного пути, звания, должности, достигнутые научные и другие результаты. Часто за формальным перечислением трудов и титулов сложно разглядеть личность. Мы попытаемся говорить не столько о трудах и званиях, сколько о делах, мыслях и поступках, ибо это – не некролог, а Слово об Учителе, который был и продолжает оставаться учителем большинству тех, кто сегодня составляет основу экономической науки на Сумщине… Впрочем, не только экономической и не только на Сумщине. Ибо у него учились многие, даже не имеющие формального отношения к экономике, в той большой стране, которая потом стала называться постсоветским пространством, и даже за его пределами… Учились потому, что у него было чему поучиться.

Одним из его любимых выражений было: «живите и размножайтесь!». Произносилось это, конечно, с улыбкой, как бы шутя – обычно после защиты очередной диссертации в созданном им специализированном совете. Однако вряд ли какая-либо другая фраза могла бы лучше передать (причём, вполне серьёзно) содержание его жизненного кредо, которое он не только сформулировал в качестве своеобразного научного завещания, но и воплотил в конкретных делах в качестве запущенного и раскрученного им уникального воспроизводственного механизма. Это абстрактное понятие приобретает вполне конкретные очертания по отношению к тому, что удалось генерировать профессору Балацкому.

Начав с малюсенькой экономической секции (из двух преподавателей) на кафедре технологии машиностроения и маленькой научной лаборатории («Экономики чистого воздуха») в несколько человек (основу которой составляли работавшие по совместительству на 0,5 ставки лаборанта студенты), Олег Федорович смог достичь многомерного и многофакторного результата, на который вряд ли можно было рассчитывать даже в самых смелых мечтах. Весомыми компонентами этого результата стали: факультет экономики и менеджмента с четырьмя выпускающими кафедрами, обеспечивающими выпуск почти по десяти специальностям; аспирантура по трём специальностям; докторский совет по двум специальностям; выпуск нескольких специализированных журналов; почти два десятка докторов и сотни кандидатов экономических наук; десятки учебников и монографий; международные проекты и конференции и т.д., и т.п. В принципе, всё перечисленное можно условно мультиплицировать, ибо экономическую основу еще двух сумских вузов (Национального аграрного университета и Украинской академии банковского дела) составляют его питомцы.

Причём здесь важны не столько количественные показатели (хотя сами по себе они не могут не впечатлять!), сколько магический режим самовоспроизводства результатов. Всё то, что инициировалось О.Ф. Балацким, каким-то непостижимым образом подхватывалось, продолжалось и развивалось его учениками – научными детьми, учениками учеников – научными внуками и учениками учеников учеников – научными правнуками, иногда уже и не знавшими близко самого Балацкого (а ведь есть уже и научные правнуки, которые вполне успешно работают на ниве науки и образования). Процесс продолжался и после того, как основоположник сам отходил от инициированного им направления.

Воспроизводственный потенциал Балацкого действительно удивляет. При этом он реализуется в самых различных областях деятельности: научной, преподавательской, издательской, депутатской, спортивной. Когда-то, в начале 1970-х, волейбольная команда Сумского филиала ХПИ, которую он организовал и возглавил в качестве тренера, выиграла кубок города и области. Сегодня волейбольная команда СумГУ играет в высшей лиге Украины. Когда-то он открыл первый в Сумской области специализированный совет по защите кандидатских диссертаций. Сегодня его ученики руководят работой трех докторских советов в различных вузах Сум. Когда-то он начал издавать первый научный журнал экономической направленности («Вестник СумГУ: серия экономическая»). Сегодня его учениками издается семь периодических научных изданий, в том числе, четыре – международных (из них одно включено в базу данных Scopus). И это далеко не все компоненты его воспроизводственного феномена.

Его внешний облик парадоксально не соответствовал тому объему работы, который он умудрялся проделывать. При том огромном количестве дел и обязанностей он никогда (за редким исключением) не повышал голос (хотя внутренне спокойным не был и порою – хоть и очень редко – взрывался). Он был – как вулкан, внутри которого «клокотало», но редко кому приходилось видеть, чтобы его внутреннее беспокойство вырывалось наружу. И только близкие знали, какой ценой ему удаётся казаться внешне спокойным. Олег Федорович никогда никуда не спешил и никогда никуда не опаздывал. Порой казалось, что в его сутках вмещалось гораздо больше, чем 24 рабочих часа.

У него всегда была напряженная преподавательская нагрузка, которую он сам себе планировал. Даже руководя кафедрой, он постоянно вел два-три лекционных потока. Лектором был прекрасным. Лекции всегда были хорошо систематизированы, насыщены примерами. Продолжал читать лекции и принимать экзамены практически до самого конца.Уже будучи тяжело больным, принял последний в своей жизни экзамен у студентов практически за месяц до своего ухода. Мало кто сейчас уже помнит, что О.Ф. Балацкий является новатором в преподавательском деле. По разработанной им бригадной системе в институте десятилетиями успешно проводились практические занятия. Благодаря этой системе фактически реализовывался принцип учебы студентов не только по вертикали (преподаватель – студент), но и по горизонтали (студент – студент). Система делала ненужными столь широко внедряемые сейчас контрольные модули, так как процесс контроля органически, ненавязчиво вплетался в канву практического занятия.

В период наиболее интенсивной работы он руководил тремя-четырьмя хоздоговорными научными темами, зачастую, самого высокого государственного уровня (координировались союзными органами: Госкомитетом по науке и технике (ГКНТ), Госпланом, Советом по изучению производительных сил (СОПС), министерствами и ведомствами). Постоянно кроме всего был загружен общественной работой (член парткома института, лектор обкома партии и университета марксизма-ленинизма, руководитель постоянно действующего семинара по переподготовке партхозактива области, депутат советов различных уровней, тренер общественник).

Всегда спортивен и подтянут. Минимум два-три раза в неделю сам занимался спортом: сначала – волейболом, потом – большим теннисом, с которым не разлучался последние 30 лет. Спорт вообще играл большую роль в его жизни. Скорее всего, именно спортивная модель лежала в основе организации его жизни и деятельности. В молодости он занимался акробатикой, волейболом, мотоспортом.

Позже, когда он подбирал студентов для работы в своей лаборатории в шкале оценок, уровень их успеваемости был только на втором месте. На первом – было занятие спортом. Как правило, претендент должен был иметь не ниже первого спортивного разряда. Предпочтение отдавалось игровикам, у которых изначально формировались навыки работы в команде. Спортивная закалка нужна была и в силу чрезвычайно интенсивной работы над проектами. Она требовала бесконечных командировок – переездов и перелетов по бескрайним просторам огромной страны. В работе учеников Балацкого воспроизводился тот чрезвычайно интенсивный ритм, в котором работал сам учитель.

География исследований была чрезвычайно широкой: Заполярье (Норильск), Сибирь (Красноярск, Новосибирск, Иркутск, Братск, Кемерово, КАТЭК), Урал (Свердловск, Челябинск, Первоуральск, Ревда), Средняя Азия (Ташкент, Алмалык, Душанбе), Закавказье (Армения, Грузия, Азербайджан) Казахстан, Дальний Восток (Владивосток, Хабаровск) и, конечно же, европейская часть (Украина, Поволжье, Нечерноземье, Белоруссия, Ленинградская область, Карелия).

Оставаясь всегда предельно рациональным, он, казалось, постоянно балансировал на грани иррационального авантюризма. В частности, только бесшабашный человек мог взяться в 1969 году за выполнение темы, которая не только казалась изначально провальной, но могла обернуться и колоссальными личными неприятностями. Чтобы оценить масштаб личности О.Ф. Балацкого и понять всю неподъёмность проделанного им только в научной сфере уместно остановиться на этом подробней.

О.Ф. Балацкий, тогда только защитивший кандидатскую диссертацию, заключает договор с Харьковским проектным институтом (ВНИПИ «Черметэнергоочистка»). Согласно договору, молодой ученый должен был разработать методику для оценки «того – не знаю, чего». Речь идет об экономическом ущербе от загрязнения атмосферы выбросами предприятий черной металлургии. Вселенская сложность этой задачи была обусловлена целым рядом факторов. Многое было непонятно: как рассеиваются выбросы (а здесь влияют и высота труба, и скорость выходящих газов, и направление ветра и его скорость и десятки других факторов)? Какие конкретно ингредиенты (загрязнители вылетают в трубу, какова токсичность каждого из них, и каковы их концентрации на различных направлениях и различных расстояниях от источника выбросов)? Какие реципиенты (люди, растения, промышленные объекты и т.п.) попадают в зону загрязнения? Какие они испытывают последствия? Как эти последствия: будь то ухудшение здоровья населения, снижение урожайности или ускоренный износ основных фондов – оценить количественно? Как натуральные показатели ущерба перевести в денежные оценки? Как в общем «букете» ущерба выделить вклад каждого загрязнителя?

Работа была чрезвычайно опасной не только вследствие высокого риска ее невыполнения. Главное было в другом. Рано или поздно нужно было признать и заявить, что в Советском Союзе может сознательно наноситься вред здоровью его граждан и экономике. Линия партии и правительства это категорически отрицала. Официальная позиция была сформулирована в тезисе: плановое ведение хозяйства позволяет управлять экономикой так, что никакого вреда не может наноситься: ни природе, ни гражданам, ни хозяйственным системам. Выполнить упомянутую тему означало: дерзко сказать во всеуслышание, что это – не так!… Были и другие «подводные рифы», о которых наш герой тогда ещё и не догадывался…

Чтобы взяться за такую работу нужно было оказаться (как бы помягче выразиться…) не достаточно дальновидным. Когда-то Э.М. Ремарк высказал интересную мысль: только «дураки» достигают существенных результатов в жизни; «умные» – предвидят изначально столько преград, что не решаются даже приниматься за работу…Потом, правда «дураков» называют гениями, а «умных» – глупыми. Сегодня остаётся только гадать, о чём думал и на что рассчитывал Олег Федорович, соглашаясь на подобную работу… В его характере как раз было предвидеть и просчитывать всё до мельчайших подробностей… И в этом парадоксальном несоответствии кроется ещё одна загадка Балацкого.

Заказчика темы можно было понять. С учётом существовавшего в то время в стране порядка распределения средств такая работа ему позарез была нужна. Деньги выделялись Госпланом под обещанные предприятиями цифры экономического эффекта, который они собирались получить при реализации выделенных средств. Каждое предприятие старалось как можно больше «раздуть» плановые цифры обещаемых эффектов, чтобы получить побольше инвестиций. В затруднительном положении находились лишь предприятия, проектировавшие различные виды очистных сооружений. Их экономический эффект измерялся предотвращенным ущербом от загрязнения природной среды. А чтобы показать предотвращённый ущерб, нужно было решиться на то, чтобы раскрыть величину реально существующего ущерба. Вот почему упомянутый проектный институт отважился заказать подобную тему.

Нужды проектировщиков, тем не мене, не снимали груз ответственности с непосредственного исполнителя темы, который должен был взять на себя смелость и заявить во всеуслышание о том, что категорически отрицалось официальной идеологической пропагандой, а именно, что промышленность страны ежегодно наносит на миллиарды рублей общественного вреда, связанного с загрязнением природы. Это предстояло сделать потом… Пока же непонятно было, как вообще подступиться к такому эфемерному ущербу, рассеиваемому по ветру в буквальном смысле этого слова.

Каким-то чудом Балацкому удалось раскопать результаты едва ли не единственной похожей работы. В США ущерб от атмосферных выбросов металлургических предприятий в районе Питсбурга был оценён Р. Ридкером. По тем временам в условиях полной информационной закрытости страны такую находку можно было считать чудом. (Забегая наперёд скажем, что двум грантам: американскому и советскому – удалось всё-таки встретиться много лет спустя – в 1990 г., когда Балацкий посетил в составе советской делегации Вашингтон).

Тогда же, в начале 1970-х, знакомство с американской работой позволило нащупать хоть какие-то шаги по разработке методики оценки ущерба. Многое, между тем, не подходило из-за различия экономических систем: рыночной и командной. Во многом приходилось идти своим путём. За основу были приняты два метода исследований: метод сравнения показателей загрязнённого и контрольного (т.е. условно чистого) районов и метод многофакторного математического анализа (специалисты знают, о чём идёт речь). Многие исследования приходилось делать и за медиков (отсутствовали зависимости заболеваемости от уровня загрязнения воздуха различными ингредиентами), и за биологов (не была известна подверженность агрокультур или деревьев различным видам и уровням загрязнения).

Сегодня трудно даже приблизительно передать колоссальную сложность решаемых задач. Пришлось изучать (а потом ещё и вручную обрабатывать собранные данные – персональных компьютеров тогда не было) сотни бланков исходных данных по здравоохранению, сельскому, лесному коммунальному хозяйствах, бытовому обслуживанию, промышленности. О.Ф. Балацкий лично руководил разработкой системы сбора информации.

Положение усугублялось тем, что большинство собираемых данных носило характер закрытой информации. Кто, например, мог дать (даже по официальному запросу) необходимые сведения о заболеваемости населения, объёме выпуска продукции и даже об атмосферных выбросах (по ним как раз любой разведчик легко мог просчитать и что предприятие выпускает, и объёмы производимой там продукции)? Сам О.Ф. Балацкий всегда был сторонником получения данных официальным путём. Для этого готовились «кучи» запросов в соответствующие инстанции, откуда часто приходил отрицательный ответ. Короче говоря, нередко задача сбора данных была просто неразрешимой.

И тут своим собственным путём начинали действовать члены молодой команды Балацкого, многие из которых прошли школу КВН. Часто, не ставя своего шефа в известность, они по-своему решали проблему. Вход шли изобретательность и находчивость. Иногда приходилось разыгрывать целые спектакли. Где-то молодые исследователи (многие из которых были ещё студентами) представлялись заезжими проверяющими из «Центра» (!), где-то родственниками (скажем, племянником министра или замминистра, работающим над дипломом или диссертацией), где-то просто договаривались «за бутылку» (бывали и такие случаи).

Многих данных, необходимых для расчётов просто не существовало в природе. Их приходилось добывать самостоятельно. Однажды на Урале как-то, уже много лет спустя, на Урале удалось уговорить лесников произвести контрольные срезы деревьев на различных расстояниях от источника выбросов (трубы медеплавильного завода). Когда драгоценные посылки пришли в Сумы, на срезах студенты при помощи обычной линейки измеряли годовые приросты древесины за каждый из 40 лет существования завода. Кстати, год основания предприятия на срезах можно было определить безошибочно, так как годовой прирост древесины после этого замедлялся почти в два раза.

Как бы там ни было, к концу второго года исследований предварительный вариант методики был готов. Первые же озвученные результаты произвели эффект разорвавшейся бомбы. Автору данной статьи, тогда только закончившему институт, довелось в качестве научного сотрудника лаборатории Балацкого присутствовать в Москве на научном семинаре в Академии медицинских наук. От Сум докладывались результаты оценки ущерба, обусловленного воздействием атмосферного загрязнения на здоровье людей. Доклад делал более опытный и значительно старший по возрасту коллега, проработавший у Балацкого уже около полугода. Когда зрелые ученые-медики услышали, что в стране от загрязнения атмосферы в массовом порядке повышается заболеваемость населения, их возмущению не было предела. Хоть свиста в аудитории всё же не прозвучало, однако топот и осуждающие крики наличествовали. После возвращения домой старший коллега тут же написал заявление об уходе из лаборатории Балацкого. Потом он, кстати, вполне успешно защитил кандидатскую диссертацию в инженерной области.

Балацкого же такая реакция только раззадорила. Тем более, что поддержку оказали здравомыслящие молодые учёные-гигиенисты из Института общей и коммунальной гигиены им. А.Н. Сысина (М.А. Пинигин, Е.М. Черепов, М.И. Голубев). Решающей же стала поддержка экономистов Центрального экономико-математического института АН СССР во главе с академиком Н.П. Федоренко. В первую очередь речь идет о докторах экономических наук К.Г. Гофмане и М.Я. Лемешеве (к этому мы ещё вернёмся).

Издесь уместно упомянуть об одной любопытной детали. В стране действовала интересная система «разрешений» на проблемные с точки зрения властей виды деятельности. Формально они как бы разрешались, но делалось это так, чтобы де-факто для них сохранялась чрезвычайно узкая зона возможностей. Например, высокохудожественные, но идеологически не выдержанные фильмы, разрешалось показывать только в периферийных кинотеатрах (либо в столичных, однако на окраинах). Причём, рекомендовалось это делать на последних сеансах. Нечто подобное происходило и с научными исследованиями. В числе подобных, идеологически сомнительных видов деятельности, оказались исследования по оценке вредного воздействия загрязнений на природу, людей и хозяйственную деятельность. Негласно такие работы не рекомендовалось проводить в столичных научных учреждениях.

На работы Балацкого, проводимые в каком-то периферийном филиале института, махнули рукой и по умолчанию разрешили работать. О.Ф. Балацкий оказался своеобразным «ледоколом», проламывавшим сопротивление бюрократической системы. Кроме того он служил «рупором», через который столичные ученые могли озвучивать свои «крамольные» идеи. Возникла интересная ситуация: О.Ф. Балацкий, который никогда не был противником режима, стал неким символом научной свободы – персонажем своеобразного экологического «андеграунда». В научной сфере за ним закрепили негласно едва ли не ту же роль, которую в музыке играли В. Высоцкий, Б. Окуджава, Ю. Визбор и другие условно оппозиционные барды.

Постепенно исследования находили всё больше своих сторонников – явных и скрытых. К тому же тогдашнее руководство страны стало понимать, насколько тревожными становятся масштабы загрязнения природы и их экономические последствия. Нужно было что-то делать. К тому времени в Сумах были получены реальные результаты, позволяющие увязать уровень загрязнения атмосферы различными видами загрязнителей с конкретными оценками ущерба. Балацкий стал получать заказы советских инстанций самого высокого уровня, в первую очередь – Госплана и Госкомитета по науке и технике. Достаточно сказать, что составление трех пятилетних планов развития страны (1975-1980, 1980-1985, 1985-1990) проходило на основе прогнозной оценки ущерба от возможного загрязнения атмосферы в целом по стране и ста наиболее загрязненным городам страны. Автор знает о том не понаслышке, так как был ответственным исполнителем этих трех тем. Однако до самого распада Союза приходилось преодолевать сопротивление консервативных сил, заявлявших, что при социализме никакого ущерба не может быть в принципе.

Авантюрная жилка сидела где-то внутри у Балацкого, что позволяло ему принимать абсолютно нелинейные решения и совершать нетривиальные поступки. Легко ориентируясь в обстановке и зная специфику народнохозяйственного планирования того периода, он, например, используя свое положение разработчика, не побоялся включить г. Сумы (один из наиболее чистых городов Украины) в список наиболее загрязнённых городов Союза. Справедливости ради, отметим, что официальный повод для этого всё-таки был. Выбросы объединения «Химпром», которое располагается в нескольких километрах от Сум, при неблагоприятных метеорологических условиях порой серьезно досаждали восточной окраине города. Правда, по сравнению с другими городами, Сумы можно было считать экологическим раем.

Результаты не заставили себя долго ждать. Город получил дополнительные средства на оздоровление экологических условий. Львиная доля, безусловно, досталась «Химпрому». Предприятию были выделены инвестиции на реконструкцию и внедрение малоотходных технологий. Через несколько лет его выбросы сократились более, чем в пять раз. При этом объем производства увеличился вдвое. Таким образом, удалось добиться значительного эколого-экономического эффекта (выбросы на единицу выпускаемой продукции были снижены в 10 раз). Экспозиция «Химпрома» заняла место в экологическом павильоне ВДНХ (главной выставки страны), а команда хозяйственников и ученых, представлявших ее, была удостоена медалей ВДНХ. Свою золотую медаль получил и О.Ф. Балацкий.

Имя Балацкого получило известность. Его приглашали для подготовки ответственных документов на самые высокие этажи государственной власти (ГКНТ, Госплан, СОПС, АН СССР). В это сейчас трудно поверить, но в то время О.Ф. Балацкий был всего-навсего кандидатом экономических наук (докторскую диссертацию он защитил позже – в 1980 году), доцентом периферийного Сумского филиала ХПИ. В то время ему не исполнилось еще и сорока лет.

Его научный авторитет отнюдь не уменьшал количества недоброжелателей. Успех сумской команды лишь усиливал их сопротивление. Особенно негодовали «маститые» учёные. Молодой худой рыжий «выскочка» из периферии замахнулся на самое святое: затратную систему народно-хозяйственного планирования, в которой не было места каким-то непонятным оценкам ущерба!

По-своему экономические «зубры», охранявшие идеологические устои социалистической экономики, были, безусловно, правы. Что такое экономический ущерб? Это – результат (пусть и отрицательный) хозяйствования экономических субъектов. Командовать же результатом (его планировать, оценивать, а когда нужно, и корректировать) было священным монопольным правом государства (действующего, конечно, под мудрым руководством Партии). Уделом экономистов были лишь затраты. Их нужно было неуклонно минимизировать и по этому критерию отбирать наиболее эффективные варианты.

Получалось, что О.Ф. Балацкий со своим ущербом (скорее всего, сам об этом не подозревая) делал весьма опасный шаг, вторгаясь в одну из самых запретных зон экономической науки – рыночные (считай – капиталистические) отношения. Тогда в экономике не существовало страшилки ужаснее этой! Полный «паралич» от осознания ужаса своих деяний у сумской команды, видимо, не наступил лишь по одной причине: ни Балацкий (инженер-механик по базовому образованию), ни его молодые учёные (которым тоже приходилось постигать политэкономические премудрости «на ходу») сами в полной мере не осознавали всей глубины своего идеологического «грехопадения». Так, начинающий шахматист (подобно незабвенному О. Бендеру в Васюках), делая первые ходы в партии, даже не догадывается, какие сложные дебютные варианты он использует.

Зато упомянутые нюансы хорошо видели серьёзные учёные-экономисты, которые разделились на два лагеря. Одни из них сознательно атаковали школу Балацкого, другие – также осознанно – стали на его защиту, видя в этом назревшую необходимость перехода к здравому смыслу и нормальным экономическим отношениям. В них всегда существуют (а главное, должны существовать) противоречия, разрешаемые в активном состязательном взаимодействии производителя и потребителя, а не в рамках действия аморфного единого народнохозяйственного механизма, где, якобы, «мудрый руководитель» (его роль отводилась Партии) как бы сам должен разрешать противоречия между обществом и природой, заблаговременно и дальновидно их прогнозируя. Оплотом (мозговым центром) такой своеобразной оппозиции стал уже упоминавшийся московский институт ЦЭМИ во главе с академиком Н.П. Федоренко, исповедовавший результатную экономическую оценку природных ресурсов. (Главным идеологом такой концепции был д.э.н. К.Г. Гофман).

Не последнюю роль сыграла и политическая ситуация в стране. На дворе был конец 1970-х годов. Наступила небольшая оттепель, связанная с попытками косыгинских реформ. О.Ф. Балацкого всё больше понимали и поддерживали учёные и других научных центров – в Москве, Ленинграде, Новосибирске, Свердловске, Одессе, Киеве, Львове и других городах. Они видели реальную глубину экономических процессов в природопользовании.

В 1976 году в лаборатории Балацкого де-юре появилась своя собственная «территория». В институте, наконец, была организована родная экономистам кафедра – экономики, организации и управления машиностроительным производством. Ее заведующим, естественно, стал сам основоположник. До этого лаборатория, хоть и имела свои обширные площади, но вынуждена была, как бы «квартировать» под крышей кафедры технологии машиностроения, не имеющей никакого отношения к экономике. У Балацкого добавилось забот: организовывать работу кафедры ее рабочими и индивидуальными планами, учебной нагрузкой, программами дисциплин и всем прочим. Кафедра обеспечивала четырёхсотметровую подготовку инженеров по направлениям: экономики, организации и управления. Число студентов в Сумском политехе росло. Росла и нагрузка, а с нею – и потребность в высококвалифицированных преподавателях со степенями и званиями.

Здесь уместно упомянуть еще об одной очень важной особенности деятельности Балацкого, которую он реализовал как руководитель научной школы. Такой большой объем работы, которую выполняла его лаборатория, требовал постоянного роста высококвалифицированных научных кадров. Их источником были студенты – будущие выпускники инженерных факультетов Сумского филиала ХПИ. Как правило, руководителем всех научных тем был сам О.Ф. Балацкий. В качестве же ответственных исполнителей по темам выступали его молодые ученики. У них была относительная свобода принятия решений, что вынуждало постоянно самообучаться и совершенствовать свои управленческие навыки.

В то время своей аспирантуры в Сумском филиале ХПИ не было. Теоретически существовала возможность реализовать сложные варианты обучения в аспирантуре через базовый институт. Но Балацкий принимает нестандартное решение – разбросать своих питомцев для подготовки и защиты ими диссертаций по различным научным школам страны. Кто-то оказался в Москве (ЦЭМИ, МИСС, МИНХ), кто-то – в Ленинграде (ЛГУ), кто-то – в Киеве (КИНХ, СОПС), кто-то в Одессе (ИЭЭП), кто-то в Харькове (ХИЭИ). Причем О.Ф. Балацкий совершенно спокойно пошел на то, чтобы официальными руководителями диссертаций его учеников стали ведущие ученые упомянутых научных центров. В частности, автор этих строк стал аспирантом Московского института стали и сплавов (продолжая свою деятельность в Сумах) и нашёл ещё одного своего руководителя, профессора В.Н. Лексина.

Настоящий триумф научные идеи О.Ф. Балацкого пережили в 1981 году, когда трем его ученикам (автор – одним из них) была присуждена премия Ленинского комсомола в области науки и техники. Фактически, это стало официальным признанием научного дела Балацкого.

По иронии судьбы, сам основоположник научного направления награждён быть не мог (по статусу, премия присуждалась только молодым учёным, чей возраст не превышал 33-х лет). Тем не менее, О.Ф. Балацкий мог себя чувствовать настоящим именинником (хоть и без формальной награды). Достаточно назвать тему работы, удостоенной премии: «За цикл научных публикаций по оценке и прогнозированию экономических последствий от загрязнения атмосферы». (Это, кстати, была первая работа, удостоенная премии по вновь утверждённому экологическому направлению). Вряд ли у кого могло возникнуть сомнение, что настоящим виновником торжества был сам основатель научной школы, тем более, что идея подать работу на конкурс принадлежала именно ему. Говорят, за сумскую команду молодых учёных на заседании соответствующей комиссии решительно высказался академик Н.П. Федоренко, прекрасно знавший самого Балацкого и результаты его исследований.

1980-е годы можно считать звёздным часом научной деятельности Балацкого. Лаборатория ежегодно выполняла объем хоздоговорных тем более, чем на 0,5 млн рублей (по тем временам – сметная стоимость многоквартирного жилого дома). В любой другой стране Балацкий «озолотился» бы. В Советском Союзе же он гордо мог получать около 200 рублей в месяц (0,5 ставки главного научного сотрудника) дополнительно к своей преподавательской ставке. Кроме того, в его распоряжении были неограниченные возможности командировочных поездок по всей необъятной стране. Командировочный фонд тогда никто не считал: стоимость авиабилета из Москвы на Урал или в Сибирь не превышал 40-60 рублей, а суточные – 2,60 рубля. Никто никогда не слышал от Балацкого жалоб на несправедливое денежное обеспечение. Впрочем, он вообще никогда ни на что не жаловался.

Популярность сумской лаборатории росла, расширялся и спектр ее исследований. Появлялись работы по самым неожиданным направлениям: эколого-экономическое обоснование создания особо охраняемых природных территорий (заповедников, национальных парков, заказников); оценка экономической эффективности формирования всесоюзной системы экологического мониторинга (включая космические исследования); обоснование целесообразности изменения режимов водных систем (в том числе изменения течения рек); разработка отраслевых и территориальных схем развития народного хозяйства, обоснование стратегических решений развития отдельных предприятий; эколого-экономическая оценка последствий чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера; эколого-экономическая оценка воздействия на природную среду объектов оборонного комплекса и многое другое.

В Сумы стали обращаться представители министерств, ведомств и отдельных предприятий. Каждая отрасль и даже подотрасль хотели иметь свою методику оценки эколого-экономических последствий. Достаточно назвать такие из них, как энергетика, чёрная металлургия, медеплавильная, алюминиевая и цементная промышленности, производство химических удобрений и другие – для которых сумчане разрабатывали методики с учетом их специфики. В качестве примеров можно также назвать: эколого-экономическое обоснование разработки территориальных комплексов: Канско-Ачинского территориально-энергетического комплекса (КАТЭК), комплекса района о. Байкал, комплекса областей Нечерноземья РСФСР.

К концу 1980-х в Сумах накопился колоссальный объем информации по экономической оценке экологических последствий. Постепенно эколого-экономические показатели из второстепенных стали превращаться в одни из ведущих при обосновании развития народного хозяйства. Указанные исследования заложили в стране основу перехода к системе платного природопользования, которая требовала возмещения ущерба, наносимого загрязнением среды. Это напоминало ситуацию, которую Ильф и Петров в «Золотом телёнке» очень точно отразили в формуле: дом был уже застрахован на такую сумму(!), что он просто не мог не сгореть…

По решению партии и правительства опять же в Сумах под руководством О.Ф. Балацкого в 1988 году начинается двухлетний эксперимент по внедрению в систему городского планирования платного природопользования. Отныне все предприятия города должны были дополнительно (сверх обычных тарифов) платить за использование природных ресурсов (в качестве их выступали земля и вода), а также за атмосферные выбросы, водные сбросы и захоронение отходов. Еще одним смельчаком, который отважился пустить в свои «владения» эксперимент, был мэр города Сум А.А. Епифанов. Сегодня он – доктор экономических наук, профессор, ректор Украинской академии банковского дела. Хотя обе свои диссертации он защищал в Москве по экономическим вопросам градостроительства, не исключено, что именно в те годы у него возникла мысль о необходимости своей научной деятельности.

Научный эксперимент в Сумах завершился полным успехом. На собранные от платежей деньги город смог осуществить комплекс экологических мероприятий. В частности, на многих маршрутах автобусы были заменены экологически чистыми троллейбусами. Успешные результаты эксперимента дали основание союзным властям разрешить платное природопользование и в других регионах страны. Области и республики в массовом порядке стали внедрять систему экологических платежей. После распада Советского Союза Украина стала первой страной постсоветского пространства, которая на уровне национального закона внедрила систему платного природопользования. Концепция экономического механизма природопользования к базовому закону Украины («Об окружающей среде») разрабатывалась группой сумских учёных под руководством О.Ф. Балацкого.

Свой авторитарный стиль управления – жёсткий, а в некоторых ситуациях даже безжалостный, О.Ф. Балацкий каким-то невообразимым образом умел совмещать с широким делегированием полномочий и предоставлением значительной оперативной свободы своим подчиненным. При этом он не забывал постоянно контролировать ход выполнения работ, периодически напоминая, «кто в доме хозяин». Как видим, школа Балацкого была открытой в самом полном смысле этого слова. Такая политика приносила свои плоды, так как школа получала многофакторные и многовекторные источники своего развития.

При жёстком режиме дисциплины, который пытался осуществлять О.Ф. Балацкий, ему удалось обеспечить для своей школы главное условие развития экономической мысли – свободу мыслить, действовать, рисковать и отвечать за результаты своих действий (в том числе, и за допущенные ошибки и просчёты). При таких условиях за редким исключением из юных студентов вырастали не «рядовые солдаты» научного фронта, т.е. безропотные исполнители, но «офицеры» – руководители, способные принимать и реализовывать свои собственные решения.

К началу 1990-х в команде О.Ф. Балацкого кроме него самого – уже два доктора и более десяти кандидатов наук. Количество не могло не перейти в качество. Так уже совпало, что переломный для страны 1991 год стал знаменательным и в судьбе дела О.Ф. Балацкого. Происходит сразу два важнейших события. В институте под председательством О.Ф. Балацкого открывается первый в Украине специализированный совет для защиты кандидатских диссертаций по специальности «Экономика природопользования и охраны окружающей среды». В этот же год происходит набор первых студентов по двум экономическим специальностям: «Экономика и управление машиностроением» и «Организация производства». О.Ф. Балацкий, как обычно, не спеша, без суеты организует подготовку этих двух событий, потребовавшую, кроме всего прочего, «кучу» бумаг, обоснований и согласований.

В 1992 году происходит еще одно историческое событие – организуется экономический факультет. Его деканом по рекомендации О.Ф. Балацкого становится один из его учеников – к.э.н., доц. А.И. Карпищенко.

Олег Федорович – прирождённый менеджер. Его жизнь всегда была связана с реализацией властных функций. Возможно, окружающим казалось, что концентрация власти является одной из жизненных целей Балацкого и вне власти он существовать не сможет. И тут очередным сюрпризом стало то, насколько легко он расстался с теми властными полномочиями, которые доставались ему ценой многолетнего изнурительного труда.

В 1993 году Балацкий неожиданно предлагает разделить свою кафедру на три: экономики, управления и финансов. За собой он оставляет руководство кафедрой управления. К управлению он всегда был неравнодушен. Руководство двумя другими кафедрами передает своим ученикам, успевшим к тому времени защитить уже докторские диссертации: Л.Г. Мельнику и А.В. Чупису. В последствие «на посту» заведующего кафедры финансов Чуписа сменил еще один ученик Балацкого – В.Н. Боронос.

В начале 2000-х О.Ф. Балацкий также неожиданно уходит еще с двух руководящих постов: в 2001-м – председателя специализированного совета по защите диссертаций, а в 2002-м – заведующего кафедрой. Руководство советом он передает своему заместителю Л.Г. Мельнику, а руководство кафедрой – защитившему к тому времени докторскую диссертацию А.М. Телиженко.

И тут выясняется еще одно неожиданное обстоятельство. Балацкий, который всегда казался воплощением власти, очень комфортно чувствовал себя, лишившись всех ее атрибутов и оказавшись в должности простого профессора. Он отказался от отдельного кабинета, который ему полагался как профессору и «переехал» за самый обычный стол в общей преподавательской. Возможно, секрет такой неожиданно быстрой адаптации заключался в характере «мэтра». Умело выполняя управленческие функции, он никогда сам не чурался черновой работы: будь то выполнение инженерных функций в бытность его начальником цеха на Белгородском котлостроительном заводе, преподавательская работа, изготовление мебели для собственной квартиры или строительство дома на своем дачном участке. Все делал легко и с удовольствием. Потерять власть боятся те, которые ничего другого, кроме как руководить, не умеют делать. Олег Федорович же умел, а главное – любил делать все своими руками и своей головой.

Казалось, он наслаждался своим новым статусом и возможностью больше не руководить – не быть жестким, никого не контролировать и не наказывать. Выросло целое поколение кандидатов и даже докторов наук (научных внуков и правнуков О.Ф. Балацкого), которые его другим и не знали. Для них он всегда был спокойным, вежливым, внимательным, а главное добрым. Последние десять лет он провел в окружении любящих учеников и близких. С удовольствием выполнял обязанности профессора, редактировал научный журнал и выпускаемые под его редакцией монографии, работал в двух специализированных советах, участвовал в работе различных научных советов, играл в теннис. Своими успехами в учебе (кто – в школе, кто – в университете) и в спорте его радовали четверо родных внуков («мужичков»). И если бы не эмоциональная окрашенность повода, по которому пишется эта статья, можно было сказать, что его жизненный роман – со счастливым концом.

А может быть, всё гораздо проще: за десятилетия беспокойного титанического труда Мастер просто заслужил свое право на покой после изнурительного марафона под названием жизнь.

У О.Ф. Балацкого всегда было, чему поучиться. Одни – учились тому, чего не следует делать, другие – тому, что нужно делать. И того, и другого у него хватало, однако второго было несоизмеримо больше. Не все воспринимали его жесткий стиль руководства, который проявлялся даже в мелочах. Шутили, что Балацкий жил сам и давал жизни другим. Будучи руководителем, он, например, никому (ни студентам, ни подчиненным) не разрешал заходить в аудиторию после него, практически никогда не делая исключения, даже когда ситуация была вызвана объективными обстоятельствами. Он также не любил менять своего решения (хотя часто и делал это).

У ответственных исполнителей всегда был в готовности «командировочный портфель». Распоряжение уехать или улететь могло последовать в любой момент. На сборы зачастую отводилось не более одного часа. Билеты и командировку могли привезти прямо на вокзал. При этом отъезжающий направлялся туда, где его никто не ждал. Гостиницу и билеты (скажем из Москвы до конечной точки) нужно было «пробивать» самому. Часто на вокзалах или в аэропортах приходилось проводить от двух до трех дней. Времени зря не теряли, так как нужно было готовиться к занятиям или завершать очередную главу научного отчета или диссертации.

У О.Ф. Балацкого, по его же собственному признанию, был трудный характер, который нередко входил в противоречие с его острым умом. В конфликтных ситуациях, как правило, побеждал последний (то есть, ум). Обдумав все «за и против», Балацкий мог «вернуть ход» и пойти на компромисс, тем самым признав свою ошибку, часто не признаваясь в этом никому, кроме самого себя (хоть это и давалось ему нелегко). Кстати, на своем 75-летнем юбилее незадолго до ухода в вечность О.Ф. Балацкий признал, что, по всей вероятности, он часто был излишне жёстким, и сейчас бы он во многом поступал бы иначе.

О.Ф. Балацкий был «ходячим примером» креативного управления. Он старался четко следовать классическим принципам: «хвалить при всех, ругать – наедине», «позитивная мотивация эффективнее негативной» – и другим. Любые планерки и собрания, которые проводил Балацкий, как правило, не занимали более 20-30 мин.; при этом он следил, чтобы каждый выступающий успел изложить свои мысли за несколько минут и концентрировался на главном – конструктивных предложениях. Сам О.Ф. Балацкий всегда выступал предельно лаконично, обязательно структурируя свое выступление на «первое», «второе», «третье» – стараясь представить конкретную систему явления, о котором идет речь. Никогда не жаловался на обстоятельства, но всегда искал пути решения возникшей проблемы. Никогда не был диссидентом правящему режиму – не «плыл против течения», однако часто умудрялся делать так, чтобы «течение» само разворачивалось в нужном для него направлении. Не заискивал перед начальством, на равных беседуя с руководителями любых уровней, будто они были его коллегами. Он уважал полномочия руководителей и дисциплинированно подчинялся им – не за страх, а за совесть, при этом не боясь отстаивать свою точку зрения. Одинаково ровно разговаривал с любым из собеседников – будь то министр или уборщица.

Свое научное завещание Балацкий оставил в виде афоризмов, которые будут актуальными вечно: «все плохое приходит само собой – все хорошее нужно готовить», «за все нужно платить», «кто не умеет подчиняться – сам не умеет руководить», «прошлое неуправляемо – нужно стремиться изменить будущее»…

Дело за малым – реализовать его мысли в дела – для нашего общего будущего…

Л.Г. Мельник, д.э.н., профессор.